После любви - Страница 97

Мерседес, кем бы она ни была, всегда имела под рукой личный телефон Спасителя мира. Она – имела, а я – нет.

И она спала с ним.

Эта мысль пронзает меня, словно молния. Из других мыслей (с риском для жизни они не связаны):

– все предопределено;

– случайностей не существует.

Я похожа на потерявшего память спецагента из множества американских боевиков; как правило, он приходит в себя среди предметов, которые ни о чем не говорят ему и назначение которых неясно. И любой из этих предметов может оказаться ключом к его прошлому. Или к будущему, все зависит от сценария. Или от того, насколько точно будет придерживаться сценария режиссер.

Неизвестная мне Мерседес может оказаться ключом к Алексу Гринблату. Хотя, признаться, дверь с табличкой «ALEX GRINBLAT» я не слишком-то искала. Но от череды событий, приведших меня к ней, просто дух захватывает: сначала обвинение в убийстве, затем побег: его устроил близкий друг, и он же снабдил меня новыми документами (то ли подлинными, то ли фальшивыми). Он отправил меня в Париж (а мог бы отправить куда угодно) – и единственный человек, которого я знаю в Париже, оказывается по меньшей мере хорошим знакомым женщины, чье имя проставлено в документах. А вдруг совпадет и фамилия? Совсем фантастический вариант, но тогда уже точно можно будет сказать:

– все предопределено;

– случайностей не существует;

– американские боевики не так уж не правы.

В любом случае я стала не только обладательницей ключа по имени Мерседес, но и некоего подобия замочной скважины по имени Слободан.

– …Итак?

Я с самым независимым видом постукиваю сигаретной пачкой по столу. Пути к отступлению не отрезаны, картинка обычного уличного знакомства не претерпела существенных изменений: некий задиристый юнец предложил некоей молодой женщине называть ее Мерседес, и та согласилась.

– Я чертовски рад, что сообщение о вашей смерти не подтвердилось.

– Было и такое?

Вытолкнуть эти слова из горла удается с большим трудом, до сих пор я серьезно не задумывалась о судьбе Мерседес – не той, которая якобы погибла в мадридской электричке, а той, чьи документы лежат сейчас в заднем кармане джинсов. Впрочем, может существовать еще и третья Мерседес, и четвертая, и пятая.

– Алекс очень расстроился.

– Могу себе представить.

– Компаньоны гибнут не каждый день.

– Это точно.

«Компаньоны», вот как. Пачка дешевых сигарет, которой я все еще колочу по поверхности стола, вступает в явное противоречие с саквояжем и туфлями Спасителя мира. Более того, и в страшном сне не приснится, чтобы дорогущий саквояж Алекса взял в компаньоны мои зачумленные «Lucky Strike». Но у меня все еще остается возможность перевести все в шутку и сказать юному Слободану, что он ошибся, что я совсем не та Мерседес. Я – номер два, а Алекс расстраивался по поводу номера три. Или четыре. Или пять. Только в этом случае наша возможная встреча с Алексом не будет отягощена побочными эффектами. И мы еще сможем посмеяться над мальчиком, принявшим меня за другую женщину.

Я должна признаться. Прямо сейчас.

Но вместо признания с моих губ слетает:

– Пора бы сменить чертовы сигареты. А лучше вообще отказаться от курения. Как выдумаете, Слободан?

– Все знают, что вы курите эту марку.

Вот так номер. Спасители мира и их компаньонки – слишком неисследованная область, чтобы делать скоропалительные выводы о совместимости очень дорогих и очень дешевых вещей.

– Вы тоже в курсе?

– Конечно.

– Вы в курсе, какие сигареты я курю, но никогда не видели меня в лицо?..

Все. Это больше не простое уличное знакомство. Я косвенно подтвердила, что и есть та самая Мерседес, встречи с которой так домогался парень из конторы Алекса. Но ничего противоправного я не совершила. И сказала лишь то, что хотели услышать.

– Однажды я подвозил к вашему дому пакет. По просьбе Алекса.

– Что-то я такого не припомню.

– Ну конечно. Я позвонил снизу, а вы сказали, чтобы я опустил пакет в почтовый ящик.

– И?..

– Я так и поступил.

– А по поводу сигарет?

– Алекс как-то заставил меня вынести целую кучу пустых пачек из своего кабинета. Сказал, что это ваши. Что Мерседес уже достала… простите…

– Ничего.

– Что Мерседес уже достала этим своим дерьмом, но что поделаешь – нужно мириться. Мерседес – это Мерседес.

– Даже так? – Странно, что мне до сих пор удается отделываться общими фразами.

– Мерседес – лучшая.

– Выдумаете?

– Так думает Алекс. Я, впрочем, тоже.

В глазах юного Слободана полно не только морских звезд. Но и раковин, жемчужин, осколков бутылочного стекла, давно превратившихся в смальту, – все это богатство сияет нестерпимым, обращенным в мою сторону светом.

– И я счастлив, что с вами ничего не случилось. Представляю, как обрадуется Алекс.

– Не уверена. Что он успел рассказать вам? О том, что произошло?

– Особенно он не распространялся. Я просто случайно услышал его разговор по телефону.

– С кем?

– Не знаю.

– И он сказал кому-то, что Мерседес погибла?

– Да.

– И выглядел при этом очень расстроенным?

– Да.

– И вы сложили два и два? И потому посчитали, что Алекс расстроился из-за гибели Мерседес? – Я тут же одергиваю себя. – Из-за моей гибели?

– Да.

– Сколько получилось в сумме?

– Не понял…

– Сколько получилось в сумме, когда вы сложили два и два?