Изображение снова дергается и снова застывает: в моей воле так и оставить Алекса стоящим у двери в позе просителя, в моей воле погрузить его в сумерки на час, на два, на целую вечность, пока в квартире Мерседес не отключат свет за неуплату.
Это было бы жестоко.
Хоть он и не очень-то красиво поступил со мной в Эс-Суэйре – это было бы жестоко. Даже по отношению к его фантому на экране.
– Ну ладно, хватить тебя мучить. Входи, милый!..
Скетч получился чудесным, не так уж я бездарна, как всегда о себе думала, как могло бы показаться на первый взгляд. Единственное, что угнетает, – полное отсутствие зрителей.
– Входи, не стесняйся, – продолжаю куражиться я, то запуская пленку, то останавливая ее: беззащитный Алекс в который уже раз скребет щеку (в ритме самбы), трясет подбородком (в ритме румбы), протягивает руку к звонку (в ритме пасадобля). Иллюзия того, что я могу вертеть им, как угодно, накрывает меня с головой и заставляет слегка подрагивать руки.
– …Или тебя интересует Мерседес? Здесь ее нет. Здесь – только я! Ну как? Не передумал?
Звонок.
На этот раз – нетелефонный. Кто-то звонит в дверь. Раз, Другой, третий – звонки следуют друг за другом без перерыва, Алекс все-таки решился.
Стоп.
Это не может быть Алекс.
Пленка, которую я терзаю последние пятнадцать минут, была записана бог весть когда, была записана в сумерках, а сейчас – день, вторая его половина, если повернуться в сторону зала, можно увидеть солнечные лучи, падающие на слегка запылившийся паркетный пол, недопитая бутылка вина окутана ими, два бокала окутаны ими. Один мог принадлежать Алексу, а второй – Мерседес. Один мог принадлежать Мерседес, а второй – мужчине в светло-сером галстуке. Один мог принадлежать мужчине в светло-сером галстуке, а другой – Алексу. Или еще кому-то, ведь, зациклившись на Спасителе мира, я не досмотрела кассету до конца.
Звонки не прекращаются, а в проклятой входной двери нет даже глазка.
Это не Алекс, это не может быть Алекс.
Скорее всего, Ширли. Жаждущая выпить с женщиной, которая с таким пониманием отнеслась к ее пророчеству по поводу возможной экспансии китайцев. К тому же я пообещала ей, что поинтересуюсь судьбой бедняги Сайруса. И обнадежила насчет джина, и умыкнула банку с оливками. А у человека, редко заступающего за границы коврика в прихожей, – каждая оливка на счету.
Этого я не учла.
Вот и расплата.
Банка с оливками, даром не нужная мне, но представляющая несомненную ценность для Ширли, и сейчас стоит там, где я оставила ее: у входа в комнату, рядом с китами, дельфинами и журналом с кроссвордом.
Что, если она слышала мой голос из-за двери, более того – слышала, что именно я говорила? Акустика в доме – восхитительная, не стоит об этом забывать.
В любом случае – Ширли или не Ширли ломится сейчас в квартиру – я не открою. Убирайся вон, непрошеный гость. К приглашенным гостям это тоже относится.
Я все еще стою на журнальном столике, вцепившись пальцами в кронштейн, к которому подвешен монитор (телевизор, видеодвойка), звонки в дверь отупляют и лишают сил; нужно просто подождать, пока они прекратятся, не будет же Ширли звонить вечно!.. А еще говорят, что европейцы живут в своем узком мирке и совершенно не интересуются жизнью друг друга.
Какая ложь!
Все так же не выходя из состояния ожидания и отупления, я проматываю беззвучную кассету дальше – Алекс наконец-то сливается с экрана, отчаливает, отваливает, делает ноги (сам торжественный момент слива я пропустила, и неясно – вошел ли он в квартиру или повернул оглобли в сторону лифта). И еще долгое время (минуту или две) никто не приходит ему на смену.
Три, четыре минуты. Пять.
Звонки затихают. Слава богу!
Они прекращаются в тот самый момент, когда я вижу на экране черное пятно. Слишком маленькое, чтобы быть человеком. Слишком большое, чтобы быть неопознанным летающим объектом, зависшим на линии горизонта. Поначалу пятно не движется вовсе. Затем начинает перемещаться в сторону двери, не особенно при этом укрупняясь.
Кот! – доходит до меня.
Наверняка это Сайрус, пропавший кот Ширли, и я имею возможность увидеть его воочию.
Ничего выдающегося в коте нет, он не очень ухожен, не очень доволен жизнью и не очень счастлив, хотя откуда мне знать, как должны выглядеть счастливые коты? И как можно быть счастливым, когда за миску корма и плошку молока тебе ежедневно приходится выслушивать стенания по поводу скорой гибели цивилизации.
Заунывное мяуканье кота сжимает мне сердце, оно не предполагает множества трактовок: Сайрус взывает о помощи. Странно, ведь до сих пор с кассеты не доносилось ни звука.
Ну тебя к черту, Сайрус!
Я снова ставлю кассету на ускоренную перемотку, и кот выпадает из кадра: то ли возвращается к Ширли, то ли отправляется на съедение к владельцу дудки Захари, ну тебя к черту!.. Но избавиться от мяуканья не удалось, мало того – оно стало еще более жалостливым и не прекращается ни на мгновение. Приглушенный (временем? расстоянием?) вой несчастного животного доносится как из бочки, звучит на одной низкой ноте, изредка переходя на фальцет.
Ну тебя к черту, Сайрус!..
Единственно верное решение – выключить кассету вообще. Что я и проделываю.
Экран гаснет, но долгожданного избавления не наступает Мяу-мяу-мааау-маа! – кассета с тенями из прошлого здесь ни при чем, мяуканье – реально.
И идет оно из глубины квартиры.
Спрыгнув со стола, я возвращаюсь в зал (уже теплее), затем прохожу в спальню (совсем тепло), затем отодвигаю зеркальные двери гардеробной (горячо, горячо, горячо). Все ясно – источник звука находится именно здесь.